9 Мая — День памяти и почестей — особая дата в календаре. В ней сплелись скорбь потерь и торжество жизни, очищающие слезы и улыбки великой радости. Человеческие судьбы, опаленные огнем годы, мужество, стойкость и память. Невидимой нитью она проходит сквозь сердца, связывая поколения, возвращая нас мыслями в прошлое, откуда родом счастливое будущее.

VOT продолжает собирать воспоминания о Второй мировой у ее непосредственных участников, их детей, внуков и правнуков.

«Что ж ты домой не пишешь, Валя?»
Валентина Мясникова, 88 лет, ветеран войны и труда

Мне было 13, когда в нашу квартиру постучал почтальон: похоронка извещала, что старший брат погиб в бою. Отец воевал под Ленинградом, мама круглыми сутками работала на заводе и дома появлялась редко. Получив трагическое известие, я решила: мое место на фронте. Конечно, оружие бы мне никто не доверил, но вот стричь, брить и перевязывать солдат могла — вместе с одноклассниками помогала в госпитале.

Уехала тайно, ничего не сказав маме. Села в эшелон, проходивший мимо дома, и так попала на фронт. Командир части сначала хотел отправить обратно: «Твое место на печке, возвращайся домой!» Но когда узнал, что могу работать санитаркой, разрешил остаться. В 1309-м истребительно-противотанковом артиллерийском полку меня приняли как родную.

Работала в медсанчасти, помогала стерилизовать бинты, перевязывала раненых. В минуты затишья пела фронтовые песни — «Катюшу», «Землянку», «Синий платочек». У бойцов светлели лица, они улыбались и вспоминали дом, родных. Меня называли «дочерью полка», шутили: «Маленькая Валенька чуть повыше валенка». Позже освоила профессию военного телефониста, обеспечивала связь с другими военными подразделениями.

Наш полк прошел с боями всю Смоленщину и Беларусь, получил благодарность верховного главнокомандования. Я делала свое скромное дело и радовалась, что могу быть полезна. Однако возвратиться домой все-таки пришлось. Случилось это так. В нашу боевую часть приехал маршал Константин Рокоссовский. Командир попросил меня побрить гостя. Маршал оказался приятным и общительным человеком, я рассказала ему свою историю. «Что ж ты домой не пишешь, Валя?» — спросил Рокоссовский. Как оказалось, мама давно меня разыскивала, обращалась в Наркомат обороны. Пришлось вернуться в Москву.

9 мая 1945 года помню так отчетливо, как будто это было вчера. Крики «Ура!», слезы радости, праздничный салют. А на следующий день, 10 мая, мне исполнилось 16 лет.

Окончила московский вуз, стала учителем. В 1949-м вместе с семьей переехала в Узбекистан. Прошло много лет, и однажды мне в руки попала книга «Обелиск у дороги» о подвигах артиллеристов. Здесь упоминались имена моих однополчан, но об их судьбе ничего не сообщалось. Тогда решила найти боевых товарищей. После долгих поисков, в которых мне помогали ученики, получила долгожданные весточки: из Днепропетровска написал генерал-орденоносец Иван Соломоненко, из Винницы — подполковник Семен Перевертайло. Спустя много лет мы наконец-то встретились!

В 1983 году в Ташкенте вышла книга детского писателя Андрея Жарикова «Звезды не гаснут», посвященная мне и однополчанам. Такое же название носил клуб боевой и трудовой славы, который я возглавляла двадцать лет. Занимались поиском узбекистанцев, погибших и пропавших без вести во время войны. Информация о них включена в «Книгу памяти», золотые страницы которой украшают площадь Мустакиллик.

Меня часто приглашают в школы, где рассказываю молодежи о войне, показываю письма, фотографии. Подчеркиваю: чем дальше от нас те события, тем крепче должна быть память о них. Потому что мы живы, пока помним.

«Последний шаг отца стал шагом в бессмертие»
Александр Дегтярев

Со слов сына — Анатолия Дегтярева

Отец погиб на фронте, так и не успев подержать на руках своего первенца. Я родился спустя три месяца после того, как отца — 25-летнего агронома в одном из сельских районов Поволжья — в начале 1940-го призвали в действующую армию для участия в боях с «белофиннами». Когда финская кампания завершилась, поредевшую воинскую часть отца (точнее — гаубичный артиллерийский полк) отправили за Урал, на переформирование и пополнение новобранцами. Тогда еще, судя по письмам, у Александра Васильевича теплилась надежда на возвращение домой. Он писал маме с дороги: «Марусечка, милая моя! Ты смотри, береги себя и нашего будущего наследника. Помни, что я тебя никогда не забуду, не забывай и ты меня. Целую бессчетно раз».

Но этой надежде не суждено было сбыться. В начале 1941 года снова «запахло грозой», на сей раз на западных границах страны. Фашисты уже стояли в Польше, готовясь к вторжению. И снова воинская часть отца была погружена в вагоны-«теплушки» и отправлена на запад. Воины-сибиряки приняли участие в ожесточенных боях под Смоленском. Там и сложил голову Александр Дегтярев.

Последнее письмо мама получила в начале 1942-го из города Ельни. «Крошка моя, у нас кровопролитные бои, город переходит из рук в руки. Вряд ли нам придется свидеться. Береги себя и нашего первенца. Ну, прощай, и помни обо мне». Потом пришла похоронка: «Пал смертью храбрых».

И все-таки надеюсь, что отец меня увидел. Один раз, из вагона, на ходу, но все-таки увидел. Зимой 1941-го мама получила телеграмму: «Еду на фронт, стоянка на станции Нурлат — две минуты. Сможешь — приезжай. Хочу видеть тебя с сыном». До станции добирались на санях, в снежную метель, мама кутала меня в овчинный тулуп. Не успели отдышаться, как вдали показался поезд. Промчался мимо, прогрохотал колесами на стыках, но даже не притормозил. Видимо, эшелон выбился из графика. Мама только успела заметить: кто-то отчаянно махал в одном из вагонов шапкой, что-то кричал. Но разве услышишь?

Уже 70 с лишним лет прошло со времени гибели отца. Он навсегда в моем сердце, в памяти детей и внуков. Значит, последний шаг его на этом свете был шагом в бессмертие.

«Любовь хранила от бед, спасала от смерти»
Нина-Лидия Голубкова

Со слов дочери — Натальи Сокадеевой

У мамы, участницы Второй мировой войны, было двойное имя — Нина-Лидия. Когда она появилась на свет, родители долго спорили, выбирали и в итоге назвали дочь так необычно.
Война застала Нину Васильевну Голубкову в Ленинграде. Мама просилась на фронт, но ей отказали. Первый блокадный год девушка проработала на оборонном заводе, где выпускали снаряды. Молодежь трудилась и ночевала тут же, возле станков. В свободное время дежурили на крышах домов, тушили пожары, ухаживали за ранеными в госпитале. И выживали, как могли. Сотрудникам института растениеводства (там до войны работал мой дедушка) выделили семенной фонд: клубни георгинов ели сырыми, морковные семена заваривали и пили. Для жарки вместо масла использовали деготь, варили суп из травы. А вокруг умирали люди. Мама потом вспоминала: «До сих пор ощущаю запах блокады».

В феврале 1942 года Нина-Лидия наконец-то добилась отправки на фронт. Ее направили санинструктором в 30-й Гвардейский стрелковый корпус 2-й ударной армии, которая защищала Ленинград. В память навсегда врезались мерзлая земля, взрывы гранат, леденящие душу звуки артподготовки. Полуголодные, на плащ-палатках, по-пластунски выносили хрупкие девчонки раненых бойцов из-под огня.

Госпиталь был оборудован на передовой. Стояли сильные морозы, постель примерзала к палаткам. Не хватало медикаментов, перевязочных материалов, начиналась цинга. Санитарки под обстрелом пробирались в лес, собирали лапник и варили из хвои отвар, поили им бойцов. Среди раненых выделялся офицер Павел Ковтун. Маме он понравился своим оптимизмом, выдержкой. Так началась их история любви. Выздоровев, мой будущий папа вернулся в часть, а маме довелось по роду службы побывать в Финляндии и встретить День Победы в Эстонии.
Однажды Нина опоздала к ужину, и повар Ваня оставил для нее порцию наваристой каши, наполнил котелок… мама успела сделать несколько шагов, как прямым попаданием снаряда полевая кухня была уничтожена, а на том месте, где стоял Ваня, осталась глубокая воронка. Тогда Нина поняла, что защищена любовью и живой вернется с фронта.

С Павлом они переписывались, после войны встретились в разоренном Ленинграде и поженились. Потом отца перевели на работу в Ташкент, где и родились мы с братом. Мама работала делопроизводителем в военной части, потом — в отделе кадров Ташкентского автомобильно-дорожного института. Никогда не злилась, не завидовала, к проблемам относилась философски. Мы храним документы военных лет, медали, фотографии — на них Нина-Лидия всегда улыбается. Свет этой улыбки согревает меня и сейчас, напоминая: главное — мирное небо над головой.

«Мы с прадедом — почти ровесники»
Андрей Сивый

Со слов правнука — Владимира Мустафина

У прадеда Андрея Ивановича Сивого с детства была мечта — летать. Вместе с моей прабабушкой и двумя дочерьми они жили в селе под Севастополем. Незадолго до начала войны прадед поступил в авиационное училище, признавался, что небо — его стихия. Конечно, он стал военным летчиком. Перед вылетом считал обязательным побеседовать с «крылатой машиной». «Ну, не подведи меня, брат!» — говорил, садясь за штурвал.

В июле 1942 года штурмовик прадеда подбила вражеская артиллерия у села Сковородино под Севастополем. Ему было 28 лет. Долгое время числился пропавшим без вести. Прабабушка ждала его, замуж больше не вышла. Много лет дети военного летчика подавали запросы в разные инстанции, пока не было определено точное место его гибели. Здесь установили мемориал с именами павших героев, в том числе и моего прадеда.

Даже не верится, что мы с Андреем Ивановичем почти ровесники. Вспоминаю о нем, когда смотрю фильмы о войне, самый любимый — «В бой идут одни старики». Хочу побывать в селе Сковородино и возложить цветы в память о нем.

«Ташкент на стенах Рейхстага упоминается трижды»
Дмитрий Коновалов

Со слов внучки — Елены Калининой

В нашей семье бережно хранится память о дедушке Дмитрии Александровиче Коновалове. Когда началась война, ему исполнилось 19 лет. Так как дедушка был хорошим наездником, его определили в кавалерию. Служил в Отдельной кавалерийской дивизии генерал-майора Льва Доватора, участвовавшей в обороне Москвы. Эта битва — одна из самых кровопролитных и жестоких в истории Второй мировой. Потом кавалериста перевели на Кавказ, День Победы встретил в Тбилиси. Здесь же познакомился с будущей женой, моей бабушкой. После войны они приехали в небольшой поселок Каракишлак под Джизаком, работали учителями в школе. Дедушка, добрейшей души человек, готов был всем помочь, отдать последнее. О войне рассказывать не любил, зато с удовольствием пел песни тех лет, особенно «Катюшу».

Эти воспоминания ожили с новой силой, когда в 2013 году я побывала на экскурсии в берлинском Рейхстаге. Здесь сохранились надписи, оставленные солдатами. Сделанные углем, карандашом, мелом, эти строчки выглядят сегодня точно так же, как в победном 1945-м. При реставрации здания надписи законсервировали специальным раствором, а почерневшие стены очистили сжатым воздухом.

Взгляд выхватывал названия городов: Москва, Одесса, Саратов, Сталинград. И вдруг: Ташкент! По словам экскурсовода, наш город на стенах Рейхстага упоминается трижды. А еще — фамилии, инициалы, названия боевых подразделений, даты. «Мечта сбылась!», «Здесь была Надя Давыденко», «Слава героям, водрузившим знамя Победы над Берлином!», «Осмотрели развалины Берлина. Увиденным остались довольны» и такое трогательное: «Анатолий + Галина», нарисованное углем сердце. Здесь все рядом: радость и боль, любовь и ненависть, улыбки и слезы. Голоса, звучащие сквозь десятилетия.

Текст: Елена Калинина

Фото: Евгений Сысоев, семейные архивы героев